Язык гипербол
Его поэтический язык характеризуется контрастностью и гиперболизмом. И это естественно - ведь толпу нужно потрясать и ошарашивать резкостью переходов и силой выражений. Иначе голос поэта потонет в ее реве. Чтобы до нее докричаться, ее нужно заставить хоть ненадолго замолчать. Чтобы она замолчала, ее нужно потрясти. А контраст и гипербола - средства такого потрясения.

К. Чуковский в статье "Ахматова и Маяковский" называет его "поэтом-гигантистом", говоря, что в стихах он оперирует такими "громадностями", которые до него поэтам и не снились. Он словно глядит на мир в телескоп и даже слова выбирает со значением преувеличения, максимальной меры и степени: "шажище", "разговорище", "адище", "шеища", "хвостище", "язычище" и пр. Поэт творит собственные слова - неологизмы, ему тесно в рамках существующего традиционного языка. Он разрушает и традиционные нормы грамматики, расширяет диапазон слов, используемых в поэтических текстах. Такому огромному, с таким громогласным голосом, ему тесно в нормах и правилах языка - и не составляет труда эти нормы ломать и рушить. Сил у него для этого достаточно. Понятия "тысяча", "миллион", "миллиард" для него обыкновенны, и количества, ими обозначаемые - нормальны. Если Наполеон прошел один Аркольский мост, то его герой "только в одном июле" прошел "тысячу Аркольских мостов". Если Наполеон посетил однажды чумной госпиталь в Яффе, то герой Маяковского "каждый день" идет "к зачумленным по тысячам русских Яфф" ("Я и Наполеон", 1915).

О себе он говорит языком гипербол постоянно. Его герой столь огромен, что "расплавленный квартал" может надеть на голову, словно "рыжий парик". В стихотворении с вызывающим названием (эпатаж публики - излюбленный прием футуристов - прекрасно освоенный Маяковским) "Себе, любимому, посвящает эти строки автор" (1916) поэт мечтает, чтобы его личность не приобретала бы столь трагически огромного размаха: Великий океан мал в сравнении с ним, миллиардер - нищ ("Моих желаний разнузданной орде / не хватит золота всех калифорний"), Данте и Петрарка - косноязычны, гром - тих, солнце - тускло. Он один способен вместить в своем сердце чувства и страсти всех любивших до него: сквозь "триумфальную арку" его любви "пышно, бесследно… пройдут любовницы всех столетий". Не то что Наполеону он бросает вызов - он собирается убить солнце, он готов на Бога замахнуться "ножичком" и на царских вратах в храме намалевать лик разбойника Стеньки Разина ("Облако в штанах", 1915). И эти гиперболы в изображении себя отнюдь не служат самовосхвалению. Это попытка утвердить человеческую личность в борьбе с чудовищами современного мира - бездуховностью буржуазного потребительского общества, жестокостью бессмысленной войны, несправедливостью человеческих отношений, и прежде всего любви. Отсюда и вызов Богу, столь несправедливо этот мир устроившему, и вызов людям, которые живут так тускло и бессмысленно, так жестоко - равнодушны друг к другу.
Ещё одна причина гиперболизированного мироощущения