«Фюрер решил, что капитуляция Ленинграда не должна быть принята даже в том случае, если она была бы предложена противником». Чего же хотели гитлеровцы? Сравнять Ленинград с землей, его население уничтожить. Готовясь к захвату и уничтожению Ленинграда, немцы опробовали тактику «выжженной земли» на территории Белоруссии.
«Я из огненной деревни…» – книга, в которой авторы собрали память простых белорусских людей, которые сами пережили весь ужас фашизма. Они и есть живое доказательство о преступлениях нацистов против человечества. В некоторых странах Европы пытаются в глазах нового поколения облагородить идеи «фюрера» и его сторонников, но живёт народная неподкупная память.
Создателям этой книги пришлось немало потрудиться. Десятки километров магнитофонных записей и сотни километров дорог понадобились, чтобы запечатлить рассказы очевидцев. Главную задачу авторы видели в том, чтобы сберечь, удержать, невыносимую температуру человеческой боли, гнева, недоумения в глазах, в голосе, на лицах этих людей, удержать всё то, что, как воздух, окружает человека, который рассказывал им, а теперь, со страниц этой книги обращается к читателю.
Хатыни – деревни, сожженные вместе с людьми. Белорусские Хатыни – это та реальность, практика, которую фашизм готовил всему миру, но широко начать успел только здесь. В Белоруссии существует единственное «кладбище деревень» на Земле.
Люди, которые «вышли из огня» вспоминают то время с болью, они не могут забыть тот кошмар, выпавший им в жизни, то огромное количество смертей, которое они видели своими глазами. Белорусы боялись немцев, старались прятаться, подчинялись им, выполняли их требования.
Но народ Белоруссии всё же пытался противостоять зверству немцев. Поэтому начали создаваться партизанские отряды, которые всеми силами спасали жителей. Но были среди белорусов перебежчики, которые переходили на сторону врага и становились полицаями. Население их хорошо знало и, даже, теперь может назвать некоторых из них.
Иванова Акулина Семёнова, это тот человек, который ощутил на себе всю жестокость захватчиков. Немцы заставляли её есть песок с навозом, кололи язык, секли плётками. Фашисты закопали её под землю, и она чудом на ощуп выбралась оттуда, притом, что она была ранена в голову. Акулина Семёновна буквально «воскресла».
Мария Кот тоже пережила это. Сначала её с другими людьми не трогали, а просто стояли вокруг с автоматами… А потом отпустили, и они побежали в глинобойку, а немцы пришли туда, сперва поджечь хотели, а позже вошли и постреляли всех. Они вместе с сыном притворились мёртвыми. Это их и спасло.
А. И. Касперова из Борков Кировского района рассказывала, о том, как деревню окружили немцы и её соседка сказала своему восьмилетнему сыну: «Сынок мой, сынок, что ж ты в эту резину обулся? Твои ж очень будут ножки долго гореть. В резине»
М. Ковальчук из Княжеводцев Мостовского района Гродненской области говорит: «Я тогда може, пять дней не пила и не ела… Всё побили, всё попалили – даже и вороны не каркали. Такой был страх…»
Фашисты – люди, одержимые садизмом. Им нравилось убивать, смотреть на мучения людей, на их смерть, издеваться над народом, сжигать заживо. Вот такие наставления Гитлер давал солдатам: «У тебя нет сердца, нервов, на войне они не нужны… Убивай всякого русского, советского, не останавливайся, когда перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик, – убивай…»
«…Отсортируется новая порода людей, истинных повелителей по натуре» Гитлер. 1941г.
«Не будьте мягки и сентиментальны», - говорилось в «Двенадцати заповедях поведения немцев на Востоке»
Но больше всего меня поражает, как немцы беспощадно расправлялись с детьми. Они относились к ним как к игрушкам:«…Немцы детей любили… Возьмет на руки, поносит, а потом – в огонь…».
Пангерманизм - особая теория, которая исповедует то, что, даже проигрывая войну, нужно нанести как можно больше ущерба сопредельным странам, народам. Особенно их «биологическому потенциалу», чтоб в «другой раз» их было меньше…
Когда Гитлер понял, что война абсолютно проиграна, он приказал затопить водами Шпрее тысячи немецких женщин и детей, которые спасались в берлинском метро… Это был вполне предсказуемый шаг к концу.