Обратимся к одному из важнейших стихотворений цикла "Город" - стихотворению "Петр", написанному в 1904 году. В стихотворении создан символический образ города Петра - "Медный всадник". Образы всадника и змеи в реальном памятнике противопоставлены друг другу, конь попирает змею копытом. В стихотворении же антитеза "всадник - змея" отсутствует, наоборот, они словно слиты воедино. (Кстати, в блоковском тексте слово "змея" заменено словом "змей", которое воспринимается в Библейском смысле - как символ греха, порока, соблазна, дьявола). В "глухие вечера" змей, превращаясь в туман, "расклубится над домами", а от факела в руке царя зажгутся "нити фонарей", "витрины и тротуары" заблестят цепочками огней, и город наполнится голосами, "крикливыми и струнными". Поэт создает картину порока и разврата в смелых, выразительных образах: "потонет взгляд в манящем взгляде", "бегите все на зов, на лов", "пускай невинность из угла протяжно молит о пощаде". Царь и змей несут городу зло и гибель. И поэтому в лучах восхода кажется, что в руках царя сверкает страшный огненный меч - меч Антихриста. Это символическое изображение города зловещее и страшное.

Но город порока изображается поэтом по-разному. В стихотворении "Незнакомка" из цикла "Город", казалось бы, город нарисован вне мистического контекста. Он пошлый и обыденный. Это город ресторанов, переулков, канав, загородных дач, пыли, духоты, город "дам" и "испытанных остряков", "сонных лакеев", и "пьяниц с глазами кроликов". Звуковой фон стихотворения не менее уродлив, чем видимые образы. Это пьяные окрики, женский визг, скрип уключин в лодках, плывущих по озеру, детский плач. Вместо золота звезд или солнца над этим миром золотится "крендель булочной" - символ обыденности. Это мир без поэзии, без красоты, без музыки.

Вообще Блок как бы разрушает лирические стереотипы. Весенний воздух, который в лирических стихах всегда дышит прохладной свежестью, ароматами цветов и трав, любви и возрождения, назван в стихотворении "тлетворным", т.е. мертвящим, "творящим тление" (слово "тлен" связано со словами "гибель", "разврат"). Этот воздух "правит окриками пьяными", он словно порождает грязь. О луне сказано: "А в небе, ко всему приученный, бессмысленно кривится диск". В этом образе - и пошлость обыденности, и плоское уродство.

Лирический герой стихотворения ощущает бесконечное одиночество в этом мире. Но даже в обители убогой пошлости может появиться красота. И она появляется в образе таинственной Незнакомки. В ней все прекрасно и загадочно. Упругие шелка ее платья "веют древними поверьями", "шляпа с траурными перьями" создает неясный привкус печали, "в кольцах узкая рука" дышит изяществом. Ее духи веют туманами и тайной, а взгляд "сквозь темную вуаль" ловит не лицо, а "берег очарованный и очарованную даль". И по отношению к этой загадочной и таинственной женщине герой ощущает сковывающую душу "странную близость". Его состояние - это состояние опьянения - вином или близостью таинственной красавицы. И уже картина утрачивает реальность: герою видятся качающиеся "перья страуса склоненные" и "очи синие, бездонные", похожие на экзотические цветы с дальних берегов. Кто она - прекрасное видение, навеянное "терпким вином", или ресторанная проститутка, чей облик облагорожен собственными фантазиями героя? Это не важно. Важно. Что в мире пошлости еще осталась красота. И если она порождена вином, то да здравствует вино!

Как это ни странно, как ни кощунственно может показаться, но в образе Незнакомки вдруг просвечивают далекие черты Прекрасной Дамы. Ее облик изменился, это больше не Лучезарное Божество, но и не обычная земная женщина. От Прекрасной Дамы в ней остались тайна, красота, гармония и ощущения непричастности к этому миру. Просто недостижимый идеал романтика теперь воплотился в другой форме, но сущность, природа образа осталась та же.

Есть одно косвенное доказательство этой мысли. Блок, как известно, большое внимание уделял размещению своих стихотворений в книгах. Рядом с "Незнакомкой" он поставил стихотворение, которое очень похоже на "Незнакомку" и по композиции, и по ритмическому строю, и по образной системе. Это стихотворение - "Там дамы щеголяют модами…".

Если сравнить оба стихотворения, то первое ощущение, что это вариации на одну и ту же тему. Тот же пошлый мир, те же "дамы", а "испытанные остряки" вполне соответствуют лицеистам, из которых каждый "остер". Те же озера, та же пыль, та же скука. И то же разрушение лирического стереотипа в образе "недостижимой зари", которая возникает над "пропыленными вокзалами" и "дачников волнует зря". И она появляется, прекрасная, изящная. И те же черные шелка, и кольца. Но она абсолютно земная. Земная, потому что облик ее лишен той призрачной таинственности и загадочности, он более определенный, конкретный. На ней не просто шляпа, а вполне конкретная шляпка модного фасона - "шлем". И не просто вуаль, а "вуаль, покрытый мушками" (сколько пошлости в этих "мушках"!) А взгляд, брошенный сквозь вуаль, ловит не загадочные образы "очарованной дали", а "глаза и мелкие черты". Как показательны эти обыкновенные глаза, без всякого определяющего слова, а мелкие черты словно снижают, приземляют образ.

И если в Незнакомке все дышит тайной, в ней нет никаких земных чувств, то героиня второго стихотворения "бесстыдно упоительна и унизительно горда". Сколько больного, изломанного, неестественного в этих эпитетах!

И если Незнакомка сохраняет непричастность к пьяному миру, то в другом стихотворении облик героини рисуется на фоне пивных кружек, а в финале она "вином оглушена", то есть пьяна так же, как и все вокруг, как и сам герой.

Незнакомка - вне мира, героиня стихотворения "Там дамы щеголяют модами…" - часть этого мира. Она красива обычной женской красотой, в ней есть и порочность, и прелесть, но нет тайны. И на фоне этой героини еще острее ощущается мистическая природа образа Незнакомки.